vgm

Душе и сердцу, нежным взглядом, наобещай Ночным дождём сугробы смяты, аллеи отданы ветрам, и скрежет дворницкой лопаты не будит клёны по утрам. Соткали веточки из пряжи и облака, и окоём, не важно, что словами скажем, а как молчание поймём. Что оттепель - за снегопадом, привыкли мы к таким вещам, душе и сердцу, нежным взглядом, наобещай, наобещай. Недолго, лишнюю минуту, пусть прожила на солнце тень... и с нами вместе перепутал весну с зимой январский день. А верба ниточками ветки сшивает облаков лоскутья Тянусь душой к глубинке русской и в январе, и летом красным, где пьют берёзы воздух вкусный, и искорки синиц не гаснут. Тянусь туда, где наши предки ходили в церковь по распутью, а верба ниточками ветки сшивает облаков лоскутья. Пройдёшь пустое редколесье, тропа тебя выводит в поле, где хорошо идти под песню и примерять любые роли. Ни суеты и ни печали, и нет с собой сердечных капель... и солнце бледное качает сосна в большой мохнатой лапе. И мотыльком ночным летит снежинка на оконный свет Спать рано - нет и десяти, а вечер окна золотит, фонарь и месяца рожок, и твоего шитья стежок. Январь сезоны все смешал, тепло - не кутай плечи в шаль, гардины сдвинь, не хмуря лоб, тебе поклоны бьёт сугроб. И благодать большой зимы умом и сердцем примем мы, и осенив себя крестом, не будем думать о пустом. Спать рано - нет и десяти... и мотыльком ночным летит снежинка на оконный свет и улетает в память лет. И память о недавней вьюге хранила в лужицах вода Пока погода плюсовая сугробы мучила до слёз, луна на стенах рисовала узоры веточек берёз. Вздыхали - мучают недуги, а, в общем, возраст не беда, и память о недавней вьюге хранила в лужицах вода. Что разбудили галки криком дремотный лес среди зимы, о суетном и о великом полночи говорили мы. И сетью веток тополь хилый поймать две звёздочки спешил... и взглядом ты благодарила меня за оттепель души. По окнам разлитую лунность седые допьют облака Когда загрустилась, попробуй представить весну в декабре, пусть лежбище белых сугробов сегодня у нас во дворе. Домой запоздалый прохожий за собственной тенью спешит, бессонные ночи похожи, одну выбирай для души. Что было порой не до песен, навеки забыть помоги, и тополь на ветку повесит звезду из блестящей фольги. Вернётся далёкая юность, и руку согреет рука... по окнам разлитую лунность седые допьют облака. И к берёзовым лодыжкам прижимаются сугробы Зимний вечер волочится, стынет тень в нелепой позе, клёна чёрные ключицы побелели на морозе. Не о чем жалеть нам, кроме, что покой бывает редко, старый тополь в полудрёме зазвенит хрустальной веткой. Ветер мяч луны катает, ищет чем развеять скуку, путь далёкий до проталин - ты возьми меня за руку. Ты беспечна, я - мальчишка, про года забыли оба... и к берёзовым лодыжкам прижимаются сугробы. А сутулый фонарь напечатал чёрно-белое фото зимы Не разбудит ни голубь, ни галка - сон аллеи до марта глубок, со вчерашней метели вповалку спят сугробы, свернувшись в клубок. Снег искрит или это алмазы - у влюблённых причуды в ночи, после шёпотом сказанной фразы тишина по-другому звучит. Отгорели берёзы свечами, осень жизни придумали мы, а сутулый фонарь напечатал чёрно-белое фото зимы. Слово за слово - вечер короче и весна у любви не одна... утро ниточкой ветки пристрочит синеву к занавеске окна. Бумагой комкая сугробы, зима о нас роман писала Полдня висело солнце низко, касаясь краем белой крыши, и ты была настолько близкой, что тихий вздох я сердцем слышал. О вёснах говорили редко, но знали, долго будет сниться листвы берёзовой виньетка на белизне пустой страницы. Молчали, что осенним ветром к нам занесло печали кокон и паутину чёрных веток до майских гроз не снимешь с окон. За вздохами таили оба, что для любви покоя мало... бумагой комкая сугробы, зима о нас роман писала. И на веточке флагом - синева, а не мгла Что-то тени чертили на листочках зимы, вечерело в четыре, рассветало к восьми. И сугробу под вечер, расстилая постель, белоснежные плечи целовала метель. Когда месяц в ладонях не баюкал звезду, мы под окрик вороний не пускали слезу. Что печалью, что благом, ты понять помогла... и на веточке флагом - синева, а не мгла. А на подъём душа легка и палая листва Осенний день сегодня хмур, но снега нет пока, из лужи дворник на бордюр сметает облака. Природу зря не упрекай за то, что ты устал, а на подъём душа легка и палая листва. Немало было на веку, но снова в хмари ждёшь, что разлинует под строку окно весенний дождь. Поднялся голубь выше крыш - и горизонт осел... смеясь, о чём-то говоришь, и день не пуст совсем. И снежок на чёрной ветке распускался лепестками Снегопад рассыпал стразы возле ног озябших яблонь, мы с тобой ненужной фразой тишину вспугнуть боялись. Ты не прятала улыбку - в комплиментах столько лести, золотой плескался рыбкой в синеве рассвета месяц. Обретало облик счастье, ангелы не дули в трубы, когда тонкие запястья целовали нежно губы. И бывало, правда редко, что былое отпускали... и снежок на чёрных ветках распускался лепестками.

И вечер с памятью навек сшивает белой ниткой снег Сгустились сумерки к пяти, фонарь пытается спасти теней узоры от ветров, а я - любовь от лишних слов. На плечи ты - пушистый плед, сугроб лакает жёлтый свет, и вечер с памятью навек сшивает белой ниткой снег. И трудно нам с тобой принять свои года, седую прядь, а серость дня, что в ночь ушёл, останется в морщинках штор. Другие зимы повторят минуту грусти в снегопад... слезой былое освяти, к весне с ветрами по пути. Задремавшая луна улыбается во сне Все сугробы спеленал к десяти вечерний снег, задремавшая луна улыбается во сне. Грезится весенний день - принесли тепло грачи, убаюкал ветер тень, и зажгла звезда ночник. Суета, усталость, хмарь - три морщинки возле глаз, посмотри - нашёл фонарь у окна большой алмаз. Погрусти, но бровь не хмурь, у судьбы не просим крох... отзвуком житейских бурь остаётся тихий вздох. Худой фонарь у тёмных окон пускает жёлтую слезу Унылый день не станет датой, забудь и зря не морщи лоб, на простыне, ветрами смятой, уснул калачиком сугроб. Раздвинешь шторы - тени в коме, на сером - белые штрихи, ночных воспоминаний промельк тревожит старые грехи. Былое тронешь ненароком, не вороши, что там - внизу, худой фонарь у тёмных окон пускает жёлтую слезу. И сколько от себя ни бегай, найдётся повод для тоски... с берёзой, облаком и снегом роднятся белизной виски. И неба серые лоскутья на чёрных ветках сушит ветер Опять сезонов перепутье, не отличишь от утра вечер, и неба серые лоскутья на чёрных ветках сушит ветер. А там, где были снега пятна, мерцают лужи из металла, твоё молчание понятно - от этой серости устала. Одно уже не повторится, другое - памяти отдали, и петли времени на спицы ложатся ровными рядами. Добавлю в комплименты лести - душа вспорхнёт и вёсны вспомнит... оконным переплётом крестит фонарь тебя и сумрак комнат. Пожухлый лист, прильнувший к ветке Прокрутишь памяти ремейки - поймёшь чего ты лишена, и вновь былое перемелет во вздох немая тишина. С утра твердишь, что это нервы, а я в ответ - года, года, летают ангелочков перья, поймаешь, а в руке - вода. Усталый взгляд и прядь седая - ушедшей осени укор, и серый сумрак оседает на складках незакрытых штор. Судьбы короткие заметки - морщинки у губы и век... пожухлый лист, прильнувший к ветке, стерпел дожди и стерпит снег. Разноцветная свита опавшей листвы С увядающей осенью вечно морока - забывает опять про обещанный снег, а дожди барабанят в закрытые окна, со слезой умоляя пустить на ночлег. Не гадал, что скрывалось за вашей улыбкой, и не верило сердце, что это игра, не берёзовый лист - золотистую рыбку доставали из невода веток ветра. А ракита, озябшая, в платьице рваном помахала платком - возвращайтесь на круг, переводит душа на язык расставаний и несдержанный вздох, и касания рук. Поддержу разговор о делах, о погоде, понимая, что клятвы любые пусты... уходящего в зиму, привычно проводит разноцветная свита опавшей листвы. Допоздна в метель не спится На дома, на тополь голый снегопад обрушил небо, воробьи и сизый голубь не дождались крошек хлеба. За судьбой не доглядели, допоздна в метель не спится, за петлёй петля - недели на твои ложатся спицы. Никого с тобой не судим, что в душе печали кокон, и берёза с белой грудью зазвенит серьгой у окон. И ручья подхватят голос поутру хоры капели... и простишь за белый волос, и за то, что не допели. Снега - лепестками соцветий Что чувства? - весенние грозы: шумят и тревожат ночами, худыми руками берёза родившийся месяц качает. Поплачься - не вовремя встретил, и что нам хотелось - не вышло, снега - лепестками соцветий - летят с замерзающих вишен. Дай время - и станем ручными, а память - и кара, и милость, как сны вспоминаем ночные - припомнилось, тут же забылось. Всё ладится в общем и целом, тоску можно спрятать в бумагу... а синие тени на белом слагают январскую сагу. Из пряжи запутанных веток Наверное, тоже не спите и вспомнили всё ненароком, метели стирают граффити берёзовых теней у окон. Печаль - не единственный мостик, который лежит между нами, а клён - одна кожа да кости - утешится белыми снами. Что лучшая песня не спета, бессонница снова пророчит, из пряжи запутанных веток соткутся весенние ночи. И била судьба, и ломала, сегодня - сердечная смута... узнала душа, что ей мало покоя в тепле и уюта.

Мазманян Валерий Григорьевич родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего. В 1975 году закончил Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков. Живёт в Москве. Работает в ГБОУ Школа № 1912. Автор книги «Не спросишь серых журавлей». И метели из хлопьев соткут вечера и домашний уют Ветерок заметает в кусты мишуру разноцветной листвы, ивы молятся возле воды - не оставила осень беды. Со смирением утром прими - не рассеяли мрак фонари, и что крутит небесный диджей надоевшую песню дождей. В непогожие серые дни понимаешь душой, что роднит поседевшие пряди волос с белизной обнажённых берёз. У зимы будет всё по уму - оборвёт облаков бахрому... и метели из хлопьев соткут вечера и домашний уют. Листва раскатала разноцветный ковёр-самолёт Ходит тихой монашенкой галка - ищет что потерял листопад, уходящую осень и жалко, и привычен прощальный обряд. Что-то грустью вечерней оценим, а бессонницей - наши грехи, серый день декорирует сцену - чёрных веток и снега штрихи. Не найдутся у сердца ответы - обойдёмся без вздохов и слов, вырезает фонарь силуэты чуть размытых туманом домов. В золочёные окна квартала сны красивые осень вернёт... не напрасно листва раскатала разноцветный ковёр-самолёт. Осень берёзовой люстрой сумрак рассеет ночей Бликами жёлтые листья с ивы - на дремлющий пруд, алость рябиновой кисти скоро дожди расклюют. Годы осыпались галькой на перепутье версты, две любопытные галки свитки считают листвы. Серые будни и морось не превратятся в печаль, ливень серебряный волос вновь распустил по плечам. Не торопи, если грустно, время прилёта грачей... осень берёзовой люстрой сумрак рассеет ночей. В небе белую пену гуси взбили крылом Ни разбитое блюдце, ни себя не жалей, листья-бабочки бьются в паутине дождей. Под ночное стаккато вспоминай, как любил, капли летних закатов стынут в гроздьях рябин. Не оставишь всё прежним - без тоски погрусти, серебро не удержит лист кленовый в горсти. И прими перемену и в судьбе, и в былом... в небе белую пену гуси взбили крылом. И гроздья спелые калины до жара солнце раскалило Ещё не гонит осень лето, и тень плетёт узор из света, и гроздья спелые калины до жара солнце раскалило. Потом слова и взгляд усталый, и утром в синеве растает вчерашний день, косяк гусиный и то, что у судьбы просили. Не проживёшь ушедшим маем - грустим, горюем понимаем, слеза заката каплей алой на куст шиповника упала. Душа не знает, что удержим мольбой, молчанием, надеждой... и переплёт оконный крестит не сумерки, а тех, кто вместе. Рыжий месяц бородкой прижался к макушке сосны Час сумерек - отдых короткий, успей досмотреть свои сны, пока рыжий месяц бородкой прижался к макушке сосны. Когда от бессонницы горькой сбиваются простыни в ком, смотри, как на пламени зорьки сгорает звезда мотыльком. Пусть время и славится прытью, а осень любви не по мне... июль позолоченной нитью узоры плетёт на стене. Небо через веток сито цедит в лужи синеву Мать-и- мачеха в овраге, грач во фраке - важный лорд, лист исписанной бумаги принял нашу грусть на борт. Накопилась лет усталость, не смахнуть рукой, как пыль, а кораблик поднял парус, покачнулся и поплыл. Голуби за нами - свитой, сон январский наяву - небо через веток сито цедит в лужи синеву. Время - это миг, по сути, встал малыш - старик присел... а любовь и вёсны крутят наших судеб карусель.

Мазманян Валерий Григорьевич родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего. В 1975 году закончил Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков. Живёт в Москве. Работает в ГБОУ Школа № 1912. Автор книги «Не спросишь серых журавлей». Одурманил запах липы После дней ненастных милость - распахнулась синева, одуванчику приснилась золотая голова. Из привычных будней выпал - суеты и спешки нет, одурманил запах липы - нам с тобой по двадцать лет. Не жалей - осталось мало в пересчёте на года, где закат, полоской алой, мотыльком вспорхнёт звезда. И не бойся ошибиться - и кукушки тоже врут... молодые наши лица отразил зеркальный пруд. А дождь опять нанёс штрихи Судьбу напрасно не кори, что нашу жизнь делить на три - жизнь наяву, на ту, что в снах, на ту, что прожил на словах. Былые вспомнились грехи, а дождь опять нанёс штрихи на вставленный в окно пейзаж, и грусть - порой - и крест, и блажь. Ушла гроза, воскресла тень, вздыхаешь - отцвела сирень, повсюду тополиный пух, и не спалось вчера до двух. И что ты тут ни говори, а жизнь опять делить на три - на ту, что будет, что прошла, на ту, что прожила душа. И поклоны бьёт синица, отпуская всем грехи Отцветает куст сирени, одуванчик белый сник, в кружевных накидках тени прогоняют солнца блик. На берёзах пеной мыльной кучевые облака, у стрекоз в зеркальных крыльях отражается река. Ветерку с утра не спится, сарафан измял ольхи, и поклоны бьёт синица, отпуская всем грехи. И слова - такая малость, а волнение в крови... сизари у ног собрались и воркуют о любви. Ронял шиповник в травы по капельке закат Недолго дождик капал, вздыхала зря река, сосна мохнатой лапой прогнала облака. В дремоту впали тени, ветра сморила лень, и в облачке сирени пропал гудящий шмель. Будила чайка криком грозу и спящий гром, хотелось о великом, а слово - о земном. Века меняют нравы, но не разлук обряд... ронял шиповник в травы по капельке закат. И белый иней одуванчика Весна уже уходит в прошлое - густой травой, на зорьке скошенной, грозой, вишнёвыми метелями, туманом яблонь и капелями. Цветок жасминовый закружится и льдинкой поплывёт по лужице, и белый иней одуванчика накроет солнечного зайчика. Шмелю, стрекозам и соцветиям три летних месяца - столетия, порхает бабочка-капустница, где жёлтый лист на снег опустится. Прошу тебя - не надо мучиться, что поздняя любовь - разлучница... поверь - спасёт от неизбежности простое слово с жестом нежности. О вечности лета гудели траве золотые шмели С начала июня - неделя, тюльпаны уже отцвели, о вечности лета гудели траве золотые шмели. А пышную зелень квартала губили не тучи, а зной, смотрел, как сирень отцветала, со мной одуванчик седой. Я знал, что меня ты любила и что не сойтись берегам, цветущая ветка рябины досталась февральским снегам. Когда нас былое отпустит, и память, и годы решат... мы кто? - только коконы грусти, а бабочкой станет душа. Время лиловых туманов сирени Время лиловых туманов сирени, смеха, улыбок и откровений, синих ночей и метелей акаций, время, в котором нельзя нам остаться. Звёзды слетятся к окну мотыльками, если захочешь, лови их руками, солнечный день или пасмурный вечер - радость такой же осталась при встрече. Пух одуванчиков с бабочкой кружит, яблони цвет льдинкой плавает в луже, время - река без истока и устья, дважды войдёшь - не расстанешься с грустью. Следом за зноем - шумные грозы, ангелы трав - голубые стрекозы... время, которое ловим мы снами, знает, что будет по осени с нами. И тени кружева плели из света Смотрели василёк и подорожник, как бабочек прогнал с поляны дождик, макушку целовал ромашке рыжей и мял ей накрахмаленные брыжи. Лениво тучи уползли на север, дрожал насквозь промокший русый клевер, дышала тяжело листва густая, и день отлёта знала птичья стая. Пчела гудела - скоротечно лето, и тени кружева плели из света, слетались голуби, просили хлеба... а в лужах твой двойник касался неба. Перевязав полоской алой, заря несла в подарок лето Дневные звуки затихали, пришла ночная хмарь дворами, и дождик покрывал штрихами пейзаж в оконной белой раме. В соседнем доме гасли окна, и чья-та сигарета тлела, высокие берёзы мокли, подняв подолы до колена. Привычный круг настольной лампы, ты рядом - и душа на месте, и шорох падающих капель баюкал колыбельной песней. Ушла гроза - и в три светало, объёмы обрели предметы... перевязав полоской алой, заря несла в подарок лето. И звон дождей, и запах лип Качнётся занавески тюль - распишет тень полы под гжель, несёт к окну хмельной июль и запах лип, и звон дождей. А в ряби лужи дрожь берёз и месяц - сломанным кольцом, в копну рябиновых волос уткнулось облако лицом. Встревожат небо сизари, где звёздочка над ивняком, летящая на свет зари, ночным сгорает мотыльком. Что время к осени спешит, напомнит мокрой ветки всхлип... строка из дневника души - и звон дождей, и запах лип.

Мазманян Валерий Григорьевич родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего. В 1975 году закончил Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков. Живёт в Москве. Работает в системе образования. Автор книги «Не спросишь серых журавлей». Берёзы ветрам отдают золотые сердца У зеркала лужи смывает рябина румяна с высоких обветренных скул, а осень ушла, торопясь, и забыла в вечернем тумане глухую тоску. Прозрачная роща и чёрное поле притихли, уснули до ранней весны, и память ушедшего лета уколет зелёной иголкой пушистой сосны. Пусть нам не дано, ни к чему твои слёзы, стряхнуть паутинку морщинок с лица... но только в осеннюю пору берёзы ветрам отдают золотые сердца. Букетик астр в стеклянной вазе Осветит хмурый день не солнце, берёза - язычками свеч, ветрам с утра уже неймётся стряхнуть листву с кленовых плеч. Дубы, мерцая старой бронзой, прозрачность сторожат аллей, на разговор потянет слёзный - и укори, и пожалей. Рябины гроздь на голой ветке и окна цвета янтаря дожди рисуют на виньетке в открытой книге октября. Букетик астр в стеклянной вазе хранит тепло любимых рук... и ты не верь избитой фразе, что жёлтый - это цвет разлук. С тобой напишем после запятой В листве берёзы больше желтизны, в осенних днях немного новизны, дожди с утра вечерний сумрак ткут и цену поднимают на уют. Поплачься, только в память не неси больной румянец на щеках осин, свои печали, голой ветки дрожь, цветок увядший и чужую ложь. Когда грустишь со мной поговори, как капли солнца цедят фонари и как красив на вид со всех сторон, отлитый октябрём из бронзы клён. Дорожки стелет палая листва, со временем всё станет на места... с тобой напишем после запятой - не осень жизни, возраст золотой. Мы - две паутинки в осеннем саду Сложились недели - и август прогнал нас снова на те же круги, и жёлтые ветки - последний загар - на плечи берёзы легли. А листья на крик журавлиный спешат, взлетают и падают ниц, потянется в небо и вспомнит душа - она из зимующих птиц. Поплачься - сегодня с судьбой не в ладу, молчанием нас не трави, мы - две паутинки в осеннем саду - спасёмся на ветке любви. Морщинки печали и наши лета про чувства угасшие лгут... монетку луны на удачу ветла бросает в темнеющий пруд. И осень нас окрестит берёзовой листвой Пришли дожди-скитальцы, за ними вслед ветра, а в сквере листьев танцы с заката до утра. Осталась зелень сосен, один виток дорог, сегодня наша осень шагнула на порог. И как судьбу не мерьте, счастливый - кто влюблён, а в жёлтой круговерти грустит багряный клён. Не верь, что спеты песни, что серый день - пустой... и осень нас окрестит берёзовой листвой. Валерий Мазманян

Золотые дары прячут в мокрых подолах берёзы Вечерами дожди подметают дворы, на газонах осыпались розы, ожидая сентябрь, золотые дары прячут в мокрых подолах берёзы. Покраснела рябина - у всех на виду, уходя, не прощается август, а падучие звёзды в притихшем саду воскрешают пушистые астры. Что не буду скучать, улыбаясь, совру и судьбы пожелаю счастливой, и закатится лето в сырую траву перезрелой несорванной сливой. Но затейливым фразам не верит душа и не хочет с разлукой смириться... а калина рубин драгоценный в ушах прикрывает косынкой из ситца. Лист ивы золотой ладьёй плывёт в туманы октября Соткут дожди из летних гроз и грусть, и черноту ночей, и август на ветвях берёз затеплит язычки свечей. Судьба не взята напрокат, и у слезы знакомый вкус, зарю июля и закат рябина вдела в нитку бус. А бабье лето повернёт спешащий календарь назад, и солнце свой тягучий мёд прольёт на яблоневый сад. Что потеряем, что найдём, по вечерам гадаешь зря... лист ивы золотой ладьёй плывёт в туманы октября. А рябины уже нарумянили лица Постучали дожди, разбудили - не спится, растревожили память не зря, а рябины уже нарумянили лица, ожидая приход сентября. На губах у калины и мякоть рассвета, и блестящие капельки слёз, и считая часы уходящего лета, лепестки осыпаются роз. На душе хорошо - и погода не в тягость, и привычный порядок вещей, я пойду провожать до околицы август и боярышник в красном плаще. Улетят журавли, повинуясь природе, не печалью в тебе прорасту... по берёзовой рощице осень приходит, желтизной помечая листву. Ветка беременна тяжестью яблок Вечно спешили, а поняли поздно, что проглядели уже не отыщем, дождик, склевавший вечерние звёзды, тихо ушёл по ступенчатым крышам. Память назойливо в прошлое гонит, вспомнишь - менялись со временем вкусы, падают в травы с кленовой ладони ниткой разорванной капелек бусы. На двойника из зеркальности лужи смотрит фонарь немигающим взглядом, многое было, бывало и хуже, главное - мы неразлучны и рядом. Утром ненастным прохладно и зябко, пледом укрою, смеёшься - согрелась... ветка беременна тяжестью яблок, в осень с улыбкой - душевная зрелость. А мы, как поздние цветы У зеркала притихла ты - морщинки и седая прядь, а мы, как поздние цветы, не верим - время увядать. А в памяти ночной грозы весенний день и майский гром, какая осень без слезы, без сожалений о былом. И будь ты грешник, будь святой, за птичьей стаей не взлететь... и дождь серебряной метлой метёт берёзовую медь. А осень надела колье из жёлтых сердечек берёз Тоска - и морщинка у губ, и эхо ушедшей любви, а дату отлёта на юг не знают ещё журавли. И всё раздражает в ночи - подкрученный месяца ус, что, как соглядатай, торчит у окон сиреневый куст. Туман ветерок надышал и сумрак тяжёлый сплошной, притихшая знает душа, что стану я сам тишиной. И больно, что дело во мне и легче не станет от слёз... а осень надела колье из жёлтых сердечек берёз. Перевязав полоской алой, заря несла в подарок лето Дневные звуки затихали, пришла ночная хмарь дворами, и дождик покрывал штрихами пейзаж в оконной белой раме. В соседнем доме гасли окна, и чья-та сигарета тлела, высокие берёзы мокли, подняв подолы до колена. Привычный круг настольной лампы, ты рядом - и душа на месте, и шорох падающих капель баюкал колыбельной песней. Ушла гроза - и в три светало, объёмы обрели предметы... перевязав полоской алой, заря несла в подарок лето. Валерий Мазманян

В руках каштанов оплывали свечи Не верилось, что чувства охладели, рябины отцвели за две недели, куда-то делись золотые кудри - и одуванчик свой парик напудрил. Метались между будущим и прошлым, на травах яблонь цвет лежал порошей, утиный выводок скрывала ива, что не сбылось - всегда для всех красиво. Что на душе - твои сказали руки, слова страстей - порой пустые звуки, в аллее пенились кусты сирени, друг друга не касались наши тени. Себя жалеть - найдётся слов немало, а к четырём за окнами светало, в руках каштанов оплывали свечи... и хочется вернуть любовь, а нечем. В мае ложится на скверы белых черёмух туман Зелень дождями омыта, голуби крошки клюют, тихие радости быта - книга, покой и уют. Где-то читал или слышал - ждите от вёсен чудес, утром на веточках вишен снег лепестками воскрес. Время двулико - и дряблый старец, и прыткий юнец, сколько бесчисленных яблонь оба вели под венец. День - даже скучный и серый - скрасит надежды обман... в мае ложится на скверы белых черёмух туман. И рыжий одуванчик распушил копну нечёсанных волос Встревожит память уходящих лет крикливых чаек пересуд, где ивы горстью золотых монет бросают блики солнца в пруд. Начну винить кого-то - согрешу, не в тягость думать о пустом, а облачко прибилось к камышу бумажным скомканным листом. Для уток хлеб достану - и к воде, вспугну невольно сизаря, не ту струну в твоей душе задел, но встретил я тебя не зря. Вдали от шумных улиц и машин ни вздохов, ни житейских гроз... и рыжий одуванчик распушил копну нечёсанных волос. Над нашим домом флаг апреля - на синем фоне сизари Монетку солнца ищут кряквы на дне холодного пруда, все обещания и клятвы давно проверили года. Пробилась на газонах зелень, и талая вода сошла, тот возраст, что назвали зрелым, совсем не чувствует душа. А мать-и-мачеху в овраге рассыпал день снопами искр, и трудно словом на бумаге мне передать ночную мысль. Играть с судьбой поднаторели, а вот не спится до зари... над нашим домом флаг апреля - на синем фоне сизари. И вдалеке раскаты грома пугали веточки герани Собрались тучи возле дома, и сумерки стирали грани, и вдалеке раскаты грома пугали веточки герани. И монотонный стук баюкал, и память прошлого тревожил, а дождь на ниточках, как кукол, водил по улицам прохожих. Молчали мы и каждый помнил - нас не любовь, а время судит, а на окне изломы молний чертили нам зигзаги судеб. Пусть наша грусть не станет мукой - прощальные слова в прихожей... а дождь на ниточках, как кукол, уводит в прошлое прохожих. Давай на грусть наложим вето Давай на грусть наложим вето, когда не спится до рассвета, когда ты в зеркало не глядя, седые вспоминаешь пряди. Молчание плетёт интригу, не делай вид - читаешь книгу, печаль плетёт у сердца кокон - постой со мной у синих окон. На город лёг туман акаций, душа зовёт в нём потеряться, а ветер вишню в белой шали, слегка касаясь, утешает. Поплачься, если станет легче, а майский дождь у окон шепчет, что за весной не осень - лето... давай на грусть наложим вето. И белый иней одуванчика Весна уже уходит в прошлое - густой травой, на зорьке скошенной, грозой, вишнёвыми метелями, туманом яблонь и капелями. Цветок жасминовый закружится и льдинкой поплывёт по лужице, и белый иней одуванчика накроет солнечного зайчика. Шмелю, стрекозам и соцветиям три летних месяца - столетия, порхает бабочка-капустница, где жёлтый лист на снег опустится. Прошу тебя - не надо мучиться, что поздняя любовь - разлучница... поверь - спасёт от неизбежности простое слово с жестом нежности. Шлют позывные светлячки Прошёлся дождик и прохлада прочь прогнала остатки сна, а из листвы совиным взглядом на нас уставилась луна. Туман у изгороди виснет большим жасминовым кустом, ночное время - время истин, и время - строить на пустом. Наш шёпот слушает лужайка, мы рядом, а две тени - врозь, тебе, что не вернётся, жалко, а мне - всё то, что не сбылось. Вздохну - менять нам что-то поздно, смеёшься - рано в старички... а из травы далёким звёздам шлют позывные светлячки. И ручей обмывает лодыжки ракит Ничего, что раздета ольха донага, по оврагам хоронятся нынче снега, и сметают дожди под стволы и в кусты потемневшую медь прошлогодней листвы. По-хозяйски освоились в роще грачи, и доверишься сердцу в бессонной ночи, что получится всё, как себе загадал, а за тридцать давно - разве это года. Закрутилась быстрее времён карусель, взбудоражено небо прилётом гусей, и ручей обмывает лодыжки ракит... и болевшее долго уже не болит. Голубой забьётся жилкой ручей под белой кожей льда Метёт метель вторые сутки, от серых дней срываясь в крик, увидишь - на синичьей грудке навек остался солнца блик. Сугроб у наших окон пухнет, к худой берёзе льнёт плечом, вечерний разговор на кухне о сокровенном, ни о чём. Не знают, падая снежинки, их воскрешение - вода, и голубой забьётся жилкой ручей под белой кожей льда. Неделя-две и все ракиты напьются серебра реки... как наши судьбы перевиты, узнай касанием руки. Поверишь синим утром - невзгоды позади Былое не тревожим к вечерней темноте, сугробу на ночь ложе пришла стелить метель. Раскинь на счастье карты и разговор начни, за пазухой у марта проталины, ручьи. Поплачемся, потужим, что дни порой пусты, грачи намоют в луже нам золото листвы. Что сном осталось смутным, что болью - не суди... поверишь синим утром - невзгоды позади. И в снах остаются не зимы, а вёсны Настольную лампу включи - и два кресла, шкафы, и их тени из мрака воскреснут, надеждой пустой, оправданием, ложью бессонная ночь мою душу тревожит. Приляжешь - комками в ногах одеяло, одних покаяний для прошлого мало, холодная мгла за окном тяжелеет, напрасные вздохи - цена сожалений. А в памяти шум, как на людном вокзале... расстались и главное мы не сказали, что в море житейском ты - парус, я - вёсла, и в снах остаются не зимы, а вёсны. Но я ещё не ведаю, что вы - моя бессонница Сугробы дремлют тучные, под снегом ветка хрустнула, припомнитесь по случаю в мою минуту грустную. Ещё декада минула, луна уже в три четверти, зима - пора унылая холодным длинным вечером. Глаза закроешь - прошлое шумит в душе вокзалами, осталось - всё хорошее и слово запоздалое. С печалью справлюсь, с бедами, и лёд на речке тронется... но я ещё не ведаю, что вы - моя бессонница. Валерий Мазманян