vgm

Мазманян Валерий Григорьевич родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего. В 1975 году закончил Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков. Живёт в Москве. Работает в системе образования. Автор книги «Не спросишь серых журавлей». Берёзы ветрам отдают золотые сердца У зеркала лужи смывает рябина румяна с высоких обветренных скул, а осень ушла, торопясь, и забыла в вечернем тумане глухую тоску. Прозрачная роща и чёрное поле притихли, уснули до ранней весны, и память ушедшего лета уколет зелёной иголкой пушистой сосны. Пусть нам не дано, ни к чему твои слёзы, стряхнуть паутинку морщинок с лица... но только в осеннюю пору берёзы ветрам отдают золотые сердца. Букетик астр в стеклянной вазе Осветит хмурый день не солнце, берёза - язычками свеч, ветрам с утра уже неймётся стряхнуть листву с кленовых плеч. Дубы, мерцая старой бронзой, прозрачность сторожат аллей, на разговор потянет слёзный - и укори, и пожалей. Рябины гроздь на голой ветке и окна цвета янтаря дожди рисуют на виньетке в открытой книге октября. Букетик астр в стеклянной вазе хранит тепло любимых рук... и ты не верь избитой фразе, что жёлтый - это цвет разлук. С тобой напишем после запятой В листве берёзы больше желтизны, в осенних днях немного новизны, дожди с утра вечерний сумрак ткут и цену поднимают на уют. Поплачься, только в память не неси больной румянец на щеках осин, свои печали, голой ветки дрожь, цветок увядший и чужую ложь. Когда грустишь со мной поговори, как капли солнца цедят фонари и как красив на вид со всех сторон, отлитый октябрём из бронзы клён. Дорожки стелет палая листва, со временем всё станет на места... с тобой напишем после запятой - не осень жизни, возраст золотой. Мы - две паутинки в осеннем саду Сложились недели - и август прогнал нас снова на те же круги, и жёлтые ветки - последний загар - на плечи берёзы легли. А листья на крик журавлиный спешат, взлетают и падают ниц, потянется в небо и вспомнит душа - она из зимующих птиц. Поплачься - сегодня с судьбой не в ладу, молчанием нас не трави, мы - две паутинки в осеннем саду - спасёмся на ветке любви. Морщинки печали и наши лета про чувства угасшие лгут... монетку луны на удачу ветла бросает в темнеющий пруд. И осень нас окрестит берёзовой листвой Пришли дожди-скитальцы, за ними вслед ветра, а в сквере листьев танцы с заката до утра. Осталась зелень сосен, один виток дорог, сегодня наша осень шагнула на порог. И как судьбу не мерьте, счастливый - кто влюблён, а в жёлтой круговерти грустит багряный клён. Не верь, что спеты песни, что серый день - пустой... и осень нас окрестит берёзовой листвой. Валерий Мазманян

Золотые дары прячут в мокрых подолах берёзы Вечерами дожди подметают дворы, на газонах осыпались розы, ожидая сентябрь, золотые дары прячут в мокрых подолах берёзы. Покраснела рябина - у всех на виду, уходя, не прощается август, а падучие звёзды в притихшем саду воскрешают пушистые астры. Что не буду скучать, улыбаясь, совру и судьбы пожелаю счастливой, и закатится лето в сырую траву перезрелой несорванной сливой. Но затейливым фразам не верит душа и не хочет с разлукой смириться... а калина рубин драгоценный в ушах прикрывает косынкой из ситца. Лист ивы золотой ладьёй плывёт в туманы октября Соткут дожди из летних гроз и грусть, и черноту ночей, и август на ветвях берёз затеплит язычки свечей. Судьба не взята напрокат, и у слезы знакомый вкус, зарю июля и закат рябина вдела в нитку бус. А бабье лето повернёт спешащий календарь назад, и солнце свой тягучий мёд прольёт на яблоневый сад. Что потеряем, что найдём, по вечерам гадаешь зря... лист ивы золотой ладьёй плывёт в туманы октября. А рябины уже нарумянили лица Постучали дожди, разбудили - не спится, растревожили память не зря, а рябины уже нарумянили лица, ожидая приход сентября. На губах у калины и мякоть рассвета, и блестящие капельки слёз, и считая часы уходящего лета, лепестки осыпаются роз. На душе хорошо - и погода не в тягость, и привычный порядок вещей, я пойду провожать до околицы август и боярышник в красном плаще. Улетят журавли, повинуясь природе, не печалью в тебе прорасту... по берёзовой рощице осень приходит, желтизной помечая листву. Ветка беременна тяжестью яблок Вечно спешили, а поняли поздно, что проглядели уже не отыщем, дождик, склевавший вечерние звёзды, тихо ушёл по ступенчатым крышам. Память назойливо в прошлое гонит, вспомнишь - менялись со временем вкусы, падают в травы с кленовой ладони ниткой разорванной капелек бусы. На двойника из зеркальности лужи смотрит фонарь немигающим взглядом, многое было, бывало и хуже, главное - мы неразлучны и рядом. Утром ненастным прохладно и зябко, пледом укрою, смеёшься - согрелась... ветка беременна тяжестью яблок, в осень с улыбкой - душевная зрелость. А мы, как поздние цветы У зеркала притихла ты - морщинки и седая прядь, а мы, как поздние цветы, не верим - время увядать. А в памяти ночной грозы весенний день и майский гром, какая осень без слезы, без сожалений о былом. И будь ты грешник, будь святой, за птичьей стаей не взлететь... и дождь серебряной метлой метёт берёзовую медь. А осень надела колье из жёлтых сердечек берёз Тоска - и морщинка у губ, и эхо ушедшей любви, а дату отлёта на юг не знают ещё журавли. И всё раздражает в ночи - подкрученный месяца ус, что, как соглядатай, торчит у окон сиреневый куст. Туман ветерок надышал и сумрак тяжёлый сплошной, притихшая знает душа, что стану я сам тишиной. И больно, что дело во мне и легче не станет от слёз... а осень надела колье из жёлтых сердечек берёз. Перевязав полоской алой, заря несла в подарок лето Дневные звуки затихали, пришла ночная хмарь дворами, и дождик покрывал штрихами пейзаж в оконной белой раме. В соседнем доме гасли окна, и чья-та сигарета тлела, высокие берёзы мокли, подняв подолы до колена. Привычный круг настольной лампы, ты рядом - и душа на месте, и шорох падающих капель баюкал колыбельной песней. Ушла гроза - и в три светало, объёмы обрели предметы... перевязав полоской алой, заря несла в подарок лето. Валерий Мазманян

В руках каштанов оплывали свечи Не верилось, что чувства охладели, рябины отцвели за две недели, куда-то делись золотые кудри - и одуванчик свой парик напудрил. Метались между будущим и прошлым, на травах яблонь цвет лежал порошей, утиный выводок скрывала ива, что не сбылось - всегда для всех красиво. Что на душе - твои сказали руки, слова страстей - порой пустые звуки, в аллее пенились кусты сирени, друг друга не касались наши тени. Себя жалеть - найдётся слов немало, а к четырём за окнами светало, в руках каштанов оплывали свечи... и хочется вернуть любовь, а нечем. В мае ложится на скверы белых черёмух туман Зелень дождями омыта, голуби крошки клюют, тихие радости быта - книга, покой и уют. Где-то читал или слышал - ждите от вёсен чудес, утром на веточках вишен снег лепестками воскрес. Время двулико - и дряблый старец, и прыткий юнец, сколько бесчисленных яблонь оба вели под венец. День - даже скучный и серый - скрасит надежды обман... в мае ложится на скверы белых черёмух туман. И рыжий одуванчик распушил копну нечёсанных волос Встревожит память уходящих лет крикливых чаек пересуд, где ивы горстью золотых монет бросают блики солнца в пруд. Начну винить кого-то - согрешу, не в тягость думать о пустом, а облачко прибилось к камышу бумажным скомканным листом. Для уток хлеб достану - и к воде, вспугну невольно сизаря, не ту струну в твоей душе задел, но встретил я тебя не зря. Вдали от шумных улиц и машин ни вздохов, ни житейских гроз... и рыжий одуванчик распушил копну нечёсанных волос. Над нашим домом флаг апреля - на синем фоне сизари Монетку солнца ищут кряквы на дне холодного пруда, все обещания и клятвы давно проверили года. Пробилась на газонах зелень, и талая вода сошла, тот возраст, что назвали зрелым, совсем не чувствует душа. А мать-и-мачеху в овраге рассыпал день снопами искр, и трудно словом на бумаге мне передать ночную мысль. Играть с судьбой поднаторели, а вот не спится до зари... над нашим домом флаг апреля - на синем фоне сизари. И вдалеке раскаты грома пугали веточки герани Собрались тучи возле дома, и сумерки стирали грани, и вдалеке раскаты грома пугали веточки герани. И монотонный стук баюкал, и память прошлого тревожил, а дождь на ниточках, как кукол, водил по улицам прохожих. Молчали мы и каждый помнил - нас не любовь, а время судит, а на окне изломы молний чертили нам зигзаги судеб. Пусть наша грусть не станет мукой - прощальные слова в прихожей... а дождь на ниточках, как кукол, уводит в прошлое прохожих. Давай на грусть наложим вето Давай на грусть наложим вето, когда не спится до рассвета, когда ты в зеркало не глядя, седые вспоминаешь пряди. Молчание плетёт интригу, не делай вид - читаешь книгу, печаль плетёт у сердца кокон - постой со мной у синих окон. На город лёг туман акаций, душа зовёт в нём потеряться, а ветер вишню в белой шали, слегка касаясь, утешает. Поплачься, если станет легче, а майский дождь у окон шепчет, что за весной не осень - лето... давай на грусть наложим вето. И белый иней одуванчика Весна уже уходит в прошлое - густой травой, на зорьке скошенной, грозой, вишнёвыми метелями, туманом яблонь и капелями. Цветок жасминовый закружится и льдинкой поплывёт по лужице, и белый иней одуванчика накроет солнечного зайчика. Шмелю, стрекозам и соцветиям три летних месяца - столетия, порхает бабочка-капустница, где жёлтый лист на снег опустится. Прошу тебя - не надо мучиться, что поздняя любовь - разлучница... поверь - спасёт от неизбежности простое слово с жестом нежности. Шлют позывные светлячки Прошёлся дождик и прохлада прочь прогнала остатки сна, а из листвы совиным взглядом на нас уставилась луна. Туман у изгороди виснет большим жасминовым кустом, ночное время - время истин, и время - строить на пустом. Наш шёпот слушает лужайка, мы рядом, а две тени - врозь, тебе, что не вернётся, жалко, а мне - всё то, что не сбылось. Вздохну - менять нам что-то поздно, смеёшься - рано в старички... а из травы далёким звёздам шлют позывные светлячки. И ручей обмывает лодыжки ракит Ничего, что раздета ольха донага, по оврагам хоронятся нынче снега, и сметают дожди под стволы и в кусты потемневшую медь прошлогодней листвы. По-хозяйски освоились в роще грачи, и доверишься сердцу в бессонной ночи, что получится всё, как себе загадал, а за тридцать давно - разве это года. Закрутилась быстрее времён карусель, взбудоражено небо прилётом гусей, и ручей обмывает лодыжки ракит... и болевшее долго уже не болит. Голубой забьётся жилкой ручей под белой кожей льда Метёт метель вторые сутки, от серых дней срываясь в крик, увидишь - на синичьей грудке навек остался солнца блик. Сугроб у наших окон пухнет, к худой берёзе льнёт плечом, вечерний разговор на кухне о сокровенном, ни о чём. Не знают, падая снежинки, их воскрешение - вода, и голубой забьётся жилкой ручей под белой кожей льда. Неделя-две и все ракиты напьются серебра реки... как наши судьбы перевиты, узнай касанием руки. Поверишь синим утром - невзгоды позади Былое не тревожим к вечерней темноте, сугробу на ночь ложе пришла стелить метель. Раскинь на счастье карты и разговор начни, за пазухой у марта проталины, ручьи. Поплачемся, потужим, что дни порой пусты, грачи намоют в луже нам золото листвы. Что сном осталось смутным, что болью - не суди... поверишь синим утром - невзгоды позади. И в снах остаются не зимы, а вёсны Настольную лампу включи - и два кресла, шкафы, и их тени из мрака воскреснут, надеждой пустой, оправданием, ложью бессонная ночь мою душу тревожит. Приляжешь - комками в ногах одеяло, одних покаяний для прошлого мало, холодная мгла за окном тяжелеет, напрасные вздохи - цена сожалений. А в памяти шум, как на людном вокзале... расстались и главное мы не сказали, что в море житейском ты - парус, я - вёсла, и в снах остаются не зимы, а вёсны. Но я ещё не ведаю, что вы - моя бессонница Сугробы дремлют тучные, под снегом ветка хрустнула, припомнитесь по случаю в мою минуту грустную. Ещё декада минула, луна уже в три четверти, зима - пора унылая холодным длинным вечером. Глаза закроешь - прошлое шумит в душе вокзалами, осталось - всё хорошее и слово запоздалое. С печалью справлюсь, с бедами, и лёд на речке тронется... но я ещё не ведаю, что вы - моя бессонница. Валерий Мазманян

А голубь бьёт поклоны у крыльца Светает в восемь, сумрак - к четырём, уже привычна канитель, алмазной крошкой снег под фонарём вчера украсила метель. Белить дома и рощицу устал, исчез в проулке снегопад, сугроб пугают тени от куста и звуки дворницких лопат. Не хочешь, а поверишь - постарел, тряхнуть бы сединой разок, берёза, чтобы не забыть апрель, на ветке вяжет узелок. Сотрутся с памяти черты лица, в былое ночью убегу... а голубь бьёт поклоны у крыльца за крошки хлеба на снегу. И месяц в золочёный рог для облака трубит Начнём судить, где чья вина, никак без горьких слёз, сугроба белая спина у белых ног берёз. Длиннее вечер стал на треть, есть время - говори, у окон тянут теней сеть худые фонари. И месяц в золочёный рог для облака трубит, мы после пройденных дорог простой оценим быт. Что всё - судьба, житейский круг, как хочешь, назови... а два кольца сомкнутых рук - символика любви. И солнце на груди синиц оставит поцелуев след Осенних клёнов медный звон ненастный вечер призовёт, прощаний и разлук сезон откроет журавлей отлёт. И звёздочки последних астр дожди поспешно расклюют, берёза золото отдаст за неба голубой лоскут. И капли крови у рябин с прикушенных сорвутся уст, и только те, кого любил, ночную присылают грусть. В круговороте дней и лиц не растеряем память лет... и солнце на груди синиц оставит поцелуев след. И бьётся рыбкой золотой листочек в неводе ветвей Дожди с собой октябрь принёс, распутал серые мотки, а из одежды у берёз - одни ажурные платки. Чернеют клёны - не беда и не предчувствие конца, и у рябин не от стыда горит румянец в пол-лица. И выпал жребий голубям - в ненастье мерить окоём, любить без памяти тебя - одно желание моё. Нам год оставил непростой по две морщинки у бровей... и бьётся рыбкой золотой листочек в неводе ветвей. Сугробы падают ничком и молятся на снегопад Вчерашний разговор начнём - на всё у каждого свой взгляд, сугробы падают ничком и молятся на снегопад. А снег в четыре дочерна заштриховал окна проём, зимой длиннее вечера, чтобы понять с кем мы вдвоём. Молчим, вздыхаем, говорим, что жаль, года своё берут, наносят ветки белый грим, всего за несколько минут. Зрачок тускнеет фонаря, уснула, погашу торшер... что серый сумрак декабря, когда светлеет на душе. Сугроб прижался грудью Темно - и спать не ляжешь, и длинный вечер - мука, метель из белой пряжи соткала серый сумрак. Седые эти ночи морщин оставят метки, беременности почек весной дождутся ветки. И мы судьбу осилим, плохое всё забудем, к ногам худой осины сугроб прижался грудью. Поверь избитой фразе: года для чувств - не вето... сдвинь шторы - и алмазы найдёшь в полоске света. Допоздна в метель не спится На дома, на тополь голый снегопад обрушил небо, воробьи и сизый голубь не дождались крошек хлеба. За судьбой не доглядели, допоздна в метель не спится, за петлёй петля - недели на твои ложатся спицы. Никого с тобой не судим, что в душе печали кокон, и берёза с белой грудью зазвенит серьгой у окон. И ручья подхватят голос поутру хоры капели... и простишь за белый волос, и за то, что не допели. Рябины горькие уста - медовые к зиме Ругнём - веками повелось - дожди и суету, берёза золотом волос прикрыла наготу. И пусть у нас настрой плохой, и пусть пейзаж уныл, в ночи над худенькой ольхой сияет нимб луны. Извечный осени обряд - былое ворошить, забрали ветры октября у тополя гроши. Шепнёшь, что просто подустал, не всё держи в уме... рябины горькие уста - медовые к зиме. Валерий Мазманян

Мазманян Валерий Григорьевич родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего. В 1975 году закончил Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков. Живёт в Москве. Работает в системе образования. Автор книги «Не спросишь серых журавлей». И осень не зря привечают берёзы в парчовых одеждах Уже не простишь, что домыслил за нас судьбоносные роли, как бабочек, палые листья иголки дождей прокололи. Что будет и как обернётся, не думает только влюблённый, бросаются золотом солнца в прохожих осенние клёны. Прощальная сцена романа под крик журавлиного клина, у зеркала лужи румяна подправила утром калина. Кусты, бронзовея плечами, на жизнь не теряют надежды... и осень не зря привечают берёзы в парчовых одеждах. А у рябин припухли губы от долгих поцелуев ветра Позолотило тротуары к прощальной встрече бабье лето, сентябрь сжигает мемуары, бросая в пламя бересклета. Осенней грустью занедужит сегодня бесконечный вечер, боярышник считает лужи, накинув красный плащ на плечи. И что в душе пошло на убыль, никто из нас не даст ответа, а у рябин припухли губы от долгих поцелуев ветра. И не вернуть того, кто ближе ни плачем, ни мольбой у свечки... в безлюдном сквере клёнам рыжим берёзы отдают сердечки. И прячет осеннюю грусть сентябрь за ресницы сосны Туман у реки в рукаве, и дождь паутиной повис, и солнечным бликом в траве сверкает берёзовый лист. Что любят без близости душ, об этом так долго молчал, в морщинах асфальтовых луж ушедшего лета печаль. Улыбкой меня приголубь, и что-то простим и поймём, но горечь рябиновых губ сейчас в поцелуе твоём. Досмотрит шиповника куст последние летние сны... и прячет осеннюю грусть сентябрь за ресницы сосны. А калина с зорькой алой породнилась до зимы Птичья стая небо просит дать ей лёгкий перелёт, для берёз сегодня осень золотую пряжу ткёт. Журавли с утра - за море, всё оставив на потом, торопливый дождь замоет солнца бледное пятно. Теплота руки - и милость, и лекарство от тоски, паутинки зацепились - серебрят твои виски. Не оставим в листьях палых ни слезы, ни вздоха мы... а калина с зорькой алой породнилась до зимы. Берёза жёлтые заплатки поставила на рукава Следим за солнечной монеткой, исчезла - ждите к ночи дождь, листва цепляется за ветки, а мы - за то, что не вернёшь. На память сердца август падкий, за вздохом - грустные слова, берёза жёлтые заплатки поставила на рукава. Румянили рябины лица в жару к приходу сентября, о чём взгрустнётся, что приснится, судьбой даровано не зря. И дождь - по норову скиталец - так будет осенью речист... а бабочка на белый танец зовёт, кружась, опавший лист. И помолятся ивы реке, проводив караваны гусей Подсчитал ветерок-казначей золочёные блики в пруду, синевой августовских ночей наливаются сливы в саду. Седину - увяданья печать - паутинкой с тобой наречём, а рябины готовы встречать приходящий сентябрь кумачом. И смущая прохожих умы, поцелуи прилюдно дари, на порхающих бабочек мы так сегодня похожи внутри. Задержи мою руку в руке - остановим времён карусель... и помолятся ивы реке, проводив караваны гусей. Бабье лето ещё погостит в золотых теремах сентября Заалели калины уста, мотылёк за геранью уснул, и стареющий август устал покрывать позолотой листву. Затаилась за вздохами грусть - наши пряди уже в серебре, собирает шиповника куст капли зорьки к осенней поре. В чувствах каждый себе господин, если хочешь, сначала начнём, а на стенах узоры гардин день рисует закатным лучом. Пожелтевший листочек в горсти, журавли собрались за моря... бабье лето ещё погостит в золотых теремах сентября. А бабочек белые пляски под занавес август припас Мелодия старой пластинки забытой печалью светла, и облако - смятой косынкой - на воду уронит ветла. Жалеть, как хотелось, не вышло - и вздохи и фразы пусты, и осень крадётся неслышно по меткам опавшей листвы. И грустно - красивые сказки писались, увы, ни для нас... а бабочек белые пляски под занавес август припас. Валерий Мазманян

Где время сыплется из рук сухим песком на берегу Когда судьба загонит в круг, на день-другой туда сбегу, где время сыплется из рук сухим песком на берегу. Где блики золотой казной куда-то унесёт река, и в талый воск расплавит зной в июльском небе облака. Увижу этот мир птенцом, пойму, что столько проглядел, и косами закрыв лицо, ветла помолится воде. Волна откроет ветру грудь, поднимут чайки общий крик... и так захочется вернуть не годы, а любовный миг. И звон дождей, и запах лип Качнётся занавески тюль - распишет тень полы под гжель, несёт к окну хмельной июль и запах лип, и звон дождей. А в ряби лужи дрожь берёз и месяц - сломанным кольцом, в копну рябиновых волос уткнулось облако лицом. Встревожат небо сизари, где звёздочка над ивняком, летящая на свет зари, ночным сгорает мотыльком. Что время к осени спешит, напомнит мокрой ветки всхлип... строка из дневника души - и звон дождей, и запах лип. А осень к сердцу кралась, прикинувшись дождём Листочек жёлтый метил ушедший летний миг, и тени рваной сетью ловили солнца блик. И шёл июль со свитой шмелей и мотыльков, роняли в пруд ракиты платочки облаков. Казалось, ближе малость - и словом не солжём, а осень к сердцу кралась, прикинувшись дождём. Не зря сплетали руки при виде нас кусты... и знали цвет разлуки опавший лист и ты. Где ловит руками ветла скользящие блики реки Окрасил июльский закат пол неба, цветущий кипрей, возьмём у судьбы напрокат беспечность на несколько дней. Морщинки забудь и лета, туда все дороги легки, где ловит руками ветла скользящие блики реки. Напьёмся водицы живой, покормим с руки голубей, и тени платок кружевной накинут на плечи тебе. На счастье - минутный тариф, трава скроет наши следы... а в памяти дремлющих ив останемся рябью воды. Валерий Мазманян

И яблоком медовым нас искушала осень Две звёздочки - скитальцы - опять уйдут с рассветом, багряных листьев танцы - обряд прощанья с летом. И сломанной подковой в ночь кто-то месяц бросил, и яблоком медовым нас искушала осень. И облака летели гусиной стаей к югу, и жёлтые метели толкали нас друг к другу. Душа хранит и память - всё не бывает вечным... ты улетела в замять берёзовым сердечком. И напишут дожди о нас повесть Подмигнёт на прощание поезд - не горюй, не сложилось, прости, и напишут дожди о нас повесть на пергаменте палой листвы. Не так много душа и просила - пожалей, дай надежды глоток, одинокая зябнет осина - не согреет цветастый платок. Возвращаются летние грёзы вместе с грустью вечерних минут, журавлей провожая, берёзы в косы жёлтые ленты вплетут. Зря молить или кланяться в пояс, время скажет, где мы не правы... и напишут дожди о нас повесть на пергаменте палой листвы. Вот только осень зря вмешалась Для ветра это просто шалость: бросает медный лист - лови, вот только осень зря вмешалась в мою историю любви. У всех дождей своя натура, но с ними нас роднит слеза, обрежешь фразу взглядом хмурым, и я не знаю, что сказать. Вздохнёшь, со лба откинешь пряди, смолчу, что ложь порой свята, а ты взмахнёшь, уже не глядя, крылом раскрытого зонта. Скажу рябине в платье алом ненужные тебе слова... а под лоскутным одеялом уснула палая листва. За ветром палых листьев свита За ветром палых листьев свита, мы что-то друг от друга ждём, а память прошлого размыта осенним проливным дождём. Уже сентябрь отлил из бронзы верхушки клёнов и берёз, для оправданий слишком поздно, и время не пришло для слёз. Не так грехи и велики, чтобы чернить что было белым, а в лужах наши двойники идут по голубому небу. Душа с листвой вспорхнула палой... а ты судьбой не назови, что осень ранняя совпала вдруг с увяданием любви. А осень уйдёт в зиму нищей Туманом замазаны дали - у ветра характер дурной, безропотно клёны отдали ему золотое руно. Душа беспокойная ищет осколки надежд или грёз, а осень уйдёт в зиму нищей в обносках печальных берёз. Вечерняя грусть так красиво спешит свою нотку внести, под рубище прячет осина ожоги последней листвы. Хорошее вспомнишь - приснится, грустишь - ни о чём не жалей... сошьют наших судеб страницы суровые нитки дождей. До слёз эту осень мне жаль У осени участь бродяг - вернуться обратно не могут, луны потемневший медяк - её всё богатство в дорогу. Ночами холодными снится - звенела червонной листвой, не греет дождей власяница от ветра в аллее пустой. Красивой, в богатом наряде - запомнят такой журавли, давай на дорожку присядем, грустить - у нас это в крови. Мы были в любовном угаре, до слёз эту осень мне жаль... берёза, прощаясь, подарит ей рваную жёлтую шаль. Припомнишь хмурым утром лето Припомнишь хмурым утром лето, зеркальный пруд и плеск весла, а в паутину голых веток летит последняя листва. Пора ненастная смешала - кому ты рад, кто грусть принёс, в пустынном сквере ветер шалый в лохмотья рвёт платки берёз. Настроили воздушных замков, а рушить их досталось мне, с утра дожди стучат морзянку на сером кухонном окне. Ещё один листочек сгинул, ещё одна порвалась нить... как быстро вянут георгины, когда их некому дарить. Ветра наследство делят Ещё один лист палый к траве прижался грудью, ответ на вздох усталый - как быть должно, так будет. Что время - дни, недели, дождя ночного шорох? ветра наследство делят - намокших листьев ворох. Твои обиды, слёзы - моей судьбы гримасы... дождь локоны берёзы алмазами украсил. Тишину не вспугни ненароком Синеву - щедрость бабьего лета - листопад за туманы унёс, и в осенней молитве воздеты обнажённые руки берёз. Поменяет округа обличье, нет к весне проторённых дорог, в круговерть жёлтогрудой синичкой улетает опавший листок. Паутинку ветвей не смахнуть, и ветра до апреля не снимут, и наверное дней этих суть - кто попутчики в долгую зиму. Тишину не вспугни ненароком, приоткрой занавеску и слушай - не снежинки летят к свету окон, одинокие мечутся души. Ива выплачет жёлтые слёзы В октябре это вовсе не внове - на песке что построено, рушим, и дожди в сером сумраке ловят в свои сети кленовые души. И себя, и ушедшее жалко, день вчерашний - как это давно, а рябина на скатерть лужайки пролила молодое вино. А ветра обобрали аллею - взяли золото с бархатом красным, и упавшими звёздами тлеют в палисаднике поздние астры. У пруда по ушедшему лету ива выплачет жёлтые слёзы... подниму я, спасая от ветра, золотое сердечко берёзы. Валерий Мазманян

Мазманян Валерий Григорьевич родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего. В 1975 году закончил Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков. Живёт в Москве. Работает в системе образования. Автор книги «Не спросишь серых журавлей». И поклоны бьёт синица, отпуская всем грехи Отцветает куст сирени, одуванчик белый сник, в кружевных накидках тени прогоняют солнца блик. На берёзах пеной мыльной кучевые облака, у стрекоз в зеркальных крыльях отражается река. Ветерку с утра не спится, сарафан измял ольхи, и поклоны бьёт синица, отпуская всем грехи. И слова - такая малость, а волнение в крови... сизари у ног собрались и воркуют о любви. Ронял шиповник в травы по капельке закат Недолго дождик капал, вздыхала зря река, сосна мохнатой лапой прогнала облака. В дремоту впали тени, ветра сморила лень, и в облачке сирени пропал гудящий шмель. Будила чайка криком грозу и спящий гром, хотелось о великом, а слово - о земном. Века меняют нравы, но не разлук обряд... ронял шиповник в травы по капельке закат. Синевы озерцо глоточками выпили тучи Метели вишнёвые май разбудил, шмеля и вечерние грозы, родимые пятна на белой груди платочком прикрыла берёза. Синица на ветке торопится спеть, что солнечно утром и ясно, листвы прошлогодней подсчитана медь грачами в монашеских рясах. Шепну, что зелёное платье к лицу, влюблённый морщинистый мальчик, у бабочки белой сорвав поцелуй, за ночь поседел одуванчик. Не вспомнишь меня и забудешь лицо - красивыми снами не мучай... и мечется стриж - синевы озерцо глоточками выпили тучи. Золотыми крупицами липы украшают обыденность лет Попрощались - забыть всё обязан. Под дождей несмолкаемый хор поседел незаметно для глаза одуванчика рыжий вихор. Но на сны не наложено вето, засыпаешь - и в мире ином, и цветущей черёмухи ветка поднимает метель за окном. Все вчерашние лужицы выпил, зарумянился майский рассвет, золотыми крупицами липы украшают обыденность лет. Возвращается прошлое грустью, от себя не пуститься в бега... если речка забудет, где русло, ей напомнят её берега. В саду негаснущим закатом пылают красные тюльпаны Воркуют сизари на крыше один куплет из старой песни, что лепестками майской вишни снежинки белые воскресли. За золотую жилу овод блестящий одуванчик примет, и для тоски найдётся повод, когда твоё услышу имя. Былое и во сне догонит, и память никуда не дену, а месяц уронил с ладони все звёзды в облачную пену. Останется в листочке смятом, что сами наспех растоптали... в саду негаснущим закатом пылают красные тюльпаны. И у окна надела верба наряд расшитый серебром Последний снег склевала морось, пожухлый лист поднял крыло, а чайка, надрывая голос, зовёт весеннее тепло. Молчит душа - откуда вера, что всё закончится добром, и у окна надела верба наряд расшитый серебром. Вздохнёшь - апреля заморочки не понимаешь, хоть убей, а облака стирают точки, что ставит стайка голубей. Но укорять весну не вправе ни ты, ни я за грустный миг... и мать-и-мачеха в канаве хранит в ненастье солнца блик. Берёза у зеркальной лужи примерит новые серёжки Не в первый раз - невзгоды сдюжим, весенних трав увидим стёжки, берёза у зеркальной лужи примерит новые серёжки. А снегу жить всего неделю, об этом знает кустик жалкий, и траур по зиме надели ещё вчера грачи и галки. Вздохнёшь, а месяц улыбнётся - тебе решать, что в жизни вечно, для уточки монетку солнца достанет селезень из речки. Дожди свои разучат гаммы, мы журавлей уставших встретим... истлевший до трухи пергамент осенних листьев кружит ветер. Над чёрным клёном во дворе сияет солнца ореол Следил за сменами времён большой сугроб и весь поник, в зеркальной луже видит клён, как к небу тянется двойник. Погожим утром липкий снег сосна стряхнула с рукава, и долгий сон замёрзших рек встревожит птичий караван. Так было испокон веков - природа после зим грустна, из белой пены облаков выходит новая весна. И пусть седой, и постарел, твоё "люблю", как наш пароль... над чёрным клёном во дворе сияет солнца ореол. И верба снег стряхнёт с плеча Всплакнул сугроб - своё отжил, не сходит чернота с боков, и синеву соткут дожди из серой шерсти облаков. И верба снег стряхнёт с плеча, и серебром украсит кисть, и блеском золота грача обманет прошлогодний лист. С утра читают воробьи теней затейливую вязь, и оба знаем - без любви два сердца потеряют связь. Снега разгонит по лесам капели барабанный стук... и ты шепнёшь - придумал сам обыденный привычный круг. И в синеву опустят вёсла под звон капели тополя В погожий день и небо выше, и ветер от берёз отстал, в тени домов, надеясь выжить, худой сугроб ползёт к кустам. Пока на суету роптали, будил подлесок птичий гвалт, и оставляя след проталин, прошёлся по округе март. Сквозняк развеет сумрак комнат, мы календарь перевернём, и у ограды снега комья сверкнут разбитым хрусталём. И в синеву опустят вёсла под звон капели тополя... ушедшие считаем вёсны и ждём прилёта журавля. И облако белым китом уйдёт в глубину синевы На памяти - небо без звёзд, и сумрачных дней череда, но золотом листья берёз сверкают под корочкой льда. Я воздух глотаю взахлёб и лужу глубокую вброд, где талую воду сугроб ладонями белыми пьёт. Февраль узелками связал две ниточки наших следов, недаром сегодня сизарь воркует с утра про любовь. Оставим с тобой на потом и вздохи, и слово "увы"... и облако белым китом уйдёт в глубину синевы. Валерий Мазманян

Вместе с бабочками лето по дворам разносит шмель Блики солнечного света, час, не больше, дождь шумел, вместе с бабочками лето по дворам разносит шмель. Что для счастья надо мало, если хочешь говори, у окна собрали мальвы утром капельки зари. Что с того, что в прядях иней и морщинки возле глаз, солнце зреет сочной дыней в этом августе для нас. Смех и поцелуй горячий, голубь во дворе речист... в тень берёзы ветер прячет первый золочёный лист. И ветерок ночной игрив - целует яблоню в плечо Полнеба сжёг, дотлел закат у голубиного крыла, а там, где плыли облака, звезда кувшинкой зацвела. До блеска ржавую луну начистят веточки берёз, твой взгляд и шёпот нам вернут былые чувства, радость грёз. И ветерок ночной игрив - целует яблоню в плечо, мы время падающих слив порой счастливой наречём. Оставь во-первых, во-вторых - найдётся повод для нытья... и у души нет выходных в круговороте бытия. О чём вздохнёт в саду сирень Услышишь в тишине живой, о чём вздохнёт в саду сирень, как ветер, пёс сторожевой, вспугнёт берёзовую тень. Застынешь у окна босой и жаль ушедшее до слёз, а месяц с золотой косой пришёл на луг цветущих звёзд. Не сетуй - даже не прилёг и не разобрана постель, залётный белый мотылёк поднял на памяти метель. Со мной не сумрак карауль, а ночь и эту благодать... оставит навсегда июль что у души нельзя отнять. А дождь опять нанёс штрихи Судьбу напрасно не кори, что нашу жизнь делить на три - жизнь наяву, на ту, что в снах, на ту, что прожил на словах. Былые вспомнились грехи, а дождь опять нанёс штрихи на вставленный в окно пейзаж, и грусть - порой - и крест, и блажь. Ушла гроза, воскресла тень, вздыхаешь - отцвела сирень, повсюду тополиный пух, и не спалось вчера до двух. И что ты тут ни говори, а жизнь опять делить на три - на ту, что будет, что прошла, на ту, что прожила душа. Валерий Мазманян

Тюльпан над палым листиком затеплился свечой Смахнула роща чахлая последний снег с плеча, проснулась мать-и-мачеха от пения ручья. За дымкой первой зелени зеркальная вода, крупицу солнца селезень достал со дна пруда. С обидами покончено, твоя улыбка - знак, цветущей вербы облачко накрыло березняк. Любви простая истина - от слова горячо... тюльпан над палым листиком затеплился свечой. А солнечные зайчики со мной в ненастье выжили Дождей ночные шорохи, и сны - клочками рваными, цветущие черёмухи плывут к окну туманами. К окну ночами клонится под стук дождя акация, ругнёшь в сердцах бессонницу - ушедшим в мае маяться. Листву сжигали палую и свист метели слышали, сизарь полоску алую крылом провёл над крышами. И прячут одуванчики печаль в ресницы рыжие... а солнечные зайчики со мной в ненастье выжили. Из серебра цепочки у вербы на руках Уже проснулись почки, зима осталась в снах, из серебра цепочки у вербы на руках. Любовь и память святы на наш короткий век, в кустах бумагой мятой лежит последний снег. Листочка рваный парус качает сонный пруд, пока былым я маюсь, ты создаёшь уют. Худых берёз рубахи заношены до дыр, дожди, невзгоды... птахи весенний славят мир. Большие родинки проталин целует солнце поутру На клёны глянешь - одни мощи, но сумрак уступает дню, и ждут берёзовые рощи свою грачиную родню. Худой сугроб уткнулся в землю, лоскутья туч на тополях, воркует голубь, тени дремлют на белых мятых простынях. Словам пустым узнали цену, и кто - чужак, и кто - родной, и бьётся голубая вена ручья под коркой ледяной. Снега, невзгоды - не пропали и устояли на ветру... большие родинки проталин целует солнце поутру. Валерий Мазманян

Налепит ветер белых птиц Ветла проводит битый лёд, клин журавлиный встретим мы, и белой бабочкой вспорхнёт с весенних трав душа зимы. Костистый тополь на плечах поднимет солнышко в зенит, и в такт мелодии ручья ольха серёжкой зазвенит. В дремоте чуткой тихий лес, февраль - не время птичьих гнёзд, но обещание чудес таит молчание берёз. И пусть сегодня нелегко заполнить пустоту страниц... для нас с тобой из облаков налепит ветер белых птиц. Берёза серебряный волос украсит алмазной звездой Морозно, ломается голос, снежинка растает слезой, берёза серебряный волос украсит алмазной звездой. Пока отношения шатки, былое с добром отпусти, большие пушистые шапки надели худые кусты. Не всё перепишешь с начала, но можно начать и с конца, и сердце недаром стучало - сойдутся следы у крыльца. У дома сугробов отара - метели пригнали, ушли... и облачком белого пара плохое слетает с души. Задремавшая луна улыбается во сне Все сугробы спеленал к десяти вечерний снег, задремавшая луна улыбается во сне. Грезится весенний день - принесли тепло грачи, убаюкал ветер тень, и зажгла звезда ночник. Суета, усталость, хмарь - три морщинки возле глаз, посмотри - нашёл фонарь у окна большой алмаз. Погрусти, но бровь не хмурь, у судьбы не просим крох... отзвуком житейских бурь остаётся тихий вздох. Худой фонарь у тёмных окон пускает жёлтую слезу Унылый день не станет датой, забудь и зря не морщи лоб, на простыне, ветрами смятой, уснул калачиком сугроб. Раздвинешь шторы - тени в коме, на сером - белые штрихи, ночных воспоминаний промельк тревожит старые грехи. Былое тронешь ненароком, не вороши, что там - внизу, худой фонарь у тёмных окон пускает жёлтую слезу. И сколько от себя ни бегай, найдётся повод для тоски... с берёзой, облаком и снегом роднятся белизной виски. И неба серые лоскутья на чёрных ветках сушит ветер Опять сезонов перепутье, не отличишь от утра вечер, и неба серые лоскутья на чёрных ветках сушит ветер. А там, где были снега пятна, мерцают лужи из металла, твоё молчание понятно - от этой серости устала. Одно уже не повторится, другое - памяти отдали, и петли времени на спицы ложатся ровными рядами. Добавлю в комплименты лести - душа вспорхнёт и вёсны вспомнит... оконным переплётом крестит фонарь тебя и сумрак комнат. Валерий Мазманян

Пожухлый лист, прильнувший к ветке Прокрутишь памяти ремейки - поймёшь чего ты лишена, и вновь былое перемелет во вздох немая тишина. С утра твердишь, что это нервы, а я в ответ - года, года, летают ангелочков перья, поймаешь, а в руке - вода. Усталый взгляд и прядь седая - ушедшей осени укор, и серый сумрак оседает на складках незакрытых штор. Судьбы короткие заметки - морщинки у губы и век... пожухлый лист, прильнувший к ветке, стерпел дожди и стерпит снег. Валерий Мазманян

И ветки - сеточкой морщин на бледных лицах облаков Дожди по улочке пройдут и дальше - в серенький рассвет, как жить с самим собой в ладу, не спросишь и не дашь совет. С тобой унынием грешим - даётся осень нелегко, и ветки - сеточкой морщин на бледных лицах облаков. Вздохнём и промолчим вдвоём - пора цветения прошла, озябшим серым воробьём с утра нахохлилась душа. Но сумраку унылых дней на сердце лечь, прошу, не дай... через прозрачный лес видней дорога в голубую даль. Валерий Мазманян

Багряный лист гонцом спешит Багряный лист гонцом спешит - подкралась осень ближе, грусть - панацея для души, когда судьбой обижен. Сусальным золотом горят в аллее ветки клёна, есть у разлук такой обряд - сны оставлять влюблённым. Ночную разбивает тишь крик незнакомой птицы, я сердцем чувствую - не спишь, и самому не спится. Тебе свой лучший сон дарю, где звёзд мерцают астры, и где рябина журавлю платочком машет красным. Валерий Мазманян